Основная цель клуба – обеспечивать дипломатический корпус в Москве качественной и независимой экспертизой по различным аспектам российской внешней и внутренней политики и экономики. Сегодня я представляю вам президента нашего Посольского клуба, Михаила Витальевича Маргелова, председателя Комитета по международным делам Совета Федерации.

М. В. Маргелов

Я хотел бы поблагодарить организаторов этого посольского, дипломатического клуба за такую колоссальную и уникальную возможность, которую они предоставляют, организовывая такие мероприятия, для российской политической элиты лучше узнать дипломатических представителей тех стран, с которыми у нас есть отношения, а с другой стороны, для представителей дипкорпуса познакомиться с российским политическим истэблишментом.

Слово «президент», которым меня тут наградили, перевожу с французского на русский “la president”, потому что по-английски это все-таки “chairman”, и мне больше нравится английский вариант.

Что касается встреч с послами, то с большинством из вас мы хорошо знакомы по нашей совместной работе. В Совете Федерациимы пытаемся общаться с дипкорпусом, недавно целенаправленно собирали арабских послов с легкой руки члена Комитета по международным делам Рамазана Абдулатипова. С осени решили ввести практику сессий: на каждое заседание Комитета по международным делам приглашать посла для того, чтобы верхняя палата знала бы о том, что делают посольства, и для того, чтобы послы имели возможность непосредственно выступить перед Комитетом по международным делам СФ и написать хорошую телеграмму.

На самом деле практика приглашения иностранных дипломатов на заседания Комитета у нас достаточно регулярна, теперь мы просто хотим ввести ее в некую практику и раз в две недели, начиная с осени, мы будем рады видеть послов у нас на заседаниях. Надеюсь, что наши коллеги в Государственной Думе последуют нашему примеру и будут приглашать вас на регулярной основе.

Организаторы предложили мне порассуждать на тему взаимоотношений России и Евросоюза. Я сразу должен сказать, и вы, наверно, заметили это из моих выступлений, что я довольно скептически оцениваю взаимодействие России и Евросоюза на нынешнем этапе. На мой взгляд, первое, чего ему не хватает, динамики. И вся история с Калининградом, по-моему, весьма показательна. Две бюрократии, брюссельская и московская, потратили десять лет впустую. Вместо того, чтобы решать ситуацию на техническом уровне, они довели ее до того, что вопрос поднялся на уровне политическом и стал таким острым и таким, на мой взгляд, неприятным и неуместным. И не только для отношений России и ЕС, но и, к великому сожалению, косвенно повлиял на охлаждение некоторых двухсторонних отношений с рядом стран-членов ЕС. Я считаю, что это абсолютно неправильно и в равной степени виню здесь две бюрократии, московскую и брюссельскую.

Недавно в газете «Moscow Times» я поделился с читателями некоторыми своими соображениями по поводу взаимоотношений России и ЕС, чем спровоцировал уважаемого господина Райта на достаточно нервную реакцию на страницах той же газеты. На мой взгляд, эта реакция достаточно показательна. Последний саммит Россия-ЕС, конечно, был положительным. Но продвигаемся мы очень-очень медленно, на мой взгляд, недопустимо медленно.

Терминология пространств, которая сейчас используется, пространство экономическое, культурное, пространство безопасности, которое культивирует Евросоюз и естественно принимаем мы, выглядит весьма привлекательно. Но в реальности мы наблюдаем сплошные сложности. Это сложности с калининградским транзитом, сложности с визами, сложности со вступлением во Всемирную Торговую Организацию, сложности с антидемпинговыми процедурами. Сложностей слишком много. Хорошо, что мы договорились о преобразовании Совета Россия-ЕС в постоянный Совет по партнерству, который заседает на министерском уровне и действует более оперативно, чем это было раньше. Однако, если я не ошибаюсь, ближайшее заседание состоится не раньше октября-ноября, а сейчас только начало июня.

В общем, сплошные бюрократические проволочки. Создается такое ощущение, как будто повестка мусолится в постоянном режиме на рабочем уровне. Так что, по-моему, зря господин Райт на меня обижался. И я лично, и мы, как наша страна, очень серьезно относимся к сотрудничеству с Евросоюзом, но мы хотим, чтобы это сотрудничество было более динамичным, было наполнено большим содержанием, и чтобы оно было более структурировано и систематизировано, чем это имеет место сегодня. Это первый момент.

Второй момент. В последнее время, особенно если читать прессу, как российскую, так и иностранную, у некоторых наблюдателей сложилось ощущение, что мы, то есть Россия, конкурируем с Европой, причем, если пользоваться терминологией господина Рамсфелда, как со «старой Европой», так и с «новой Европой» за некие симпатии Соединенных Штатов Америки. Сигнал этот ошибочен. Это не так. Во-первых, мы исторически в совершенно разных весовых категориях. Экономические связи старого и нового света таковы, что конкуренция здесь в принципе исключается. Мы не должны посылать ложные сигналы ни тем, ни другим. Для осуществления этого сотрудничества не нужно никакой суеты.

Третий момент, на который я хотел бы обратить внимание. Мне кажется, что отказ Великобритании от перехода на евро в ближайшее время является чрезвычайно показательным событием, чрезвычайно интересным. Референдумы в странах-кандидатах на членство в Евросоюз, демонстрируют высокую географическую динамику Евросоюза. Но в экономическом плане, тем не менее, Евросоюз за счет механического расширения не становится сильнее. И по-моему еще не известно, в чью пользу сыграло правительство Великобритании, отложив переход в зону евро – либо в пользу Блэра и его репутации в своей стране, либо в пользу американской экономики, в пользу доллара. По крайней мере, здесь в общем совпало и то, и другое.

И последний момент, о котором я хотел бы сказать. Предстоящие реформы Евросоюза, такие как, в первую очередь, принятие новой Конституции, по-моему, не облегчат, а только осложнят наши отношения с Брюсселем. Пока выходит, что решения в Брюсселе будут приниматься еще более сложным способом, чем это имеет место сегодня. Обкатка новых механизмов займет время. Нас чрезвычайно беспокоит проблема инерции, здесь я повторяю то, с чего начал свое выступление. Но это не значит, что мы должны ослаблять свои усилия. Наоборот, мы должны свои усилия наращивать. И если не хватает экспертных возможностей в Министерстве иностранных дел, Министерстве экономического развития, необходимо активнее привлекать бизнес с его консультантами, потому чтобороться в конечном счете предстоит за интересы своих компаний.

Ну а что касается самой Конституции, то у меня был разговор с Валерии Жискар д’Эстеном. Мы достигли принципиальной договоренности, что президент д’Эстен приезжает в Россию в течение ближайших шести месяцев. Я очень хочу, чтобы он выступил перед двумя палатами российского парламента. Я направил ему официальное приглашение. Мне кажется, что обсуждение европейской Конституции должно обязательно идти с участием России, с участием российских законодателей. Чем более будет вовлечена Россия в процесс законодательного обустройства Евросоюза сейчас, тем легче нам будет взаимодействовать потом, когда эти новые нормы окончательно устоятся.

Спасибо.

ВОПРОСЫ

Ференц Контра – посол Венгрии.

Среди проблем Вы упомянули визовую проблематику. Я хотел бы знать, ваш Комитет когда-либо рассматривал, как в российских посольствах выдаются российские визы? Потому что, как кажется послам стран ЕС и стран-кандидатов, тут есть, о чем говорить. С российской стороны мы видим такие проблемы с выдачей виз, которые не дают нам возможности продвинуться в работе в России.

М.В. Маргелов

Тут я абсолютно с Вами согласен. Такие проблемы есть. В нашем Комитете и в Комитете по конституционному законодательству мы ведем мониторинг правоприменительной практики закона о положении иностранных граждан в Российской Федерации. У нас сложились хорошие рабочие отношения со многими консулами иностранных государств здесь. Нам абсолютно точно известны те проблемы, с которыми сталкиваются иностранные граждане, получая российские визы за рубежом. Мы также прекрасно знаем о тех проблемах, с которыми сталкиваются наши граждане, получая визы в иностранных посольствах здесь, в Москве. Что касается работы в Москве, я должен сказать, что работа, в принципе, во многих посольствах улучшилась кардинально за последние годы. Мы не так давно беседовали с болгарским послом о том, как упрощены процедуры болгарами. Мы много работали с Джеймсом Уорликом, генеральным консулом Соединенных Штатов. я должен выразить грусть и сожаление по поводу работы французского посольства в Москве.

Есть вопросы и к нашим посольствам. С МИДом мы работаем очень серьезно и, поверьте, мы, может быть, даже более требовательны к нашему МИДу, чем Государственная Дума. Наше взаимодействие с МИДом, бесспорно, дружественное, но в высшей степени внимательное и требовательное. Естественно, в новом парламентском году, который начнется осенью, мы будем обсуждать и визовую тему. Сейчас мы готовим проект закона РФ о почетных консультантах РФ за рубежом. И при подготовке этого закона мы очень внимательно изучаем работу российских консульств за рубежом. Естественно, обсуждение этого законопроекта повлечет за собой и очень детальное обсуждение практики работы российских консульств. Мы будем чрезвычайно признательны за любые соображения и замечания от вас по этому вопросу. Я вообще хочу сказать, что у нас с нашими коллегами парламентариями, скажем, это нормальная форма работы, когда мы даем замечания по законодательству той или иной страны, а они дают замечания по законодательству нашей страны. Скажем, с американским Сенатом мы подготовили доклад, который называется «Американское законодательство и российские интересы», и мы сейчас ждем аналогичного доклада о российском законодательстве от наших американских коллег. Так что, естественно, не только о базовых вещах, но и о правоприменительной практике, а процедура выдачи виз это, безусловно, правоприменительная практика, мы должны разговаривать. Мы готовы к сотрудничеству.

Ильян Василев – посол Болгарии.

Господин Маргелов, мне было очень интересно услышать Ваше выступление. Но слишком негативным был весь этот перечень проблем. Вопрос такой, существуют ли позитивные моменты? Скажем, евро. Ощущается, что для Россия евро, кроме всего остального, это и психологический барьер, поскольку слишком глубока вера в доллар. Это, конечно, экономические соображения, но я думаю, что вполне логично решение правительства о 20-процентном барьере золотовалютных резервов. То есть нельзя предрекать столь пессимистичное будущее евро, только из-за того, что оно не имеет слишком большой истории. Моя страна верит в евро.

И насчет ВТО. Все-таки это не входит в конкретную повестку дня России и Евросоюза. Это более глобальный вопрос. Мне хотелось бы услышать от Вас об областях позитивного движения во взаимоотношениях.

М.В.Маргелов

По поводу позитивной повестки дня. На самом деле, сам факт движения навстречу друг другу, это самый главный позитив, который есть во всей этой ситуации. Почему я в своем выступлении сконцентрировался на негативных моментах? Попросту, от меня у вас есть возможность об этих негативных моментах услышать более четко и честно, чем вы это услышите во время официальных консультаций у наших коллег в МИДе. Поэтому мы просто, как всегда с нашими друзьями и коллегами из МИДа, делим направления работы. Они на вербальную ноту отвечают вербальной, на личную отвечают личной, а мы прямо в лоб и в глаз. Вы от меня услышали в лоб и в глаз. Уж извините. Такая у нас работа, у парламентариев. А что касается позитива. Еще раз говорю, что сам факт движения навстречу друг другу – главный позитив.

Отношения Россия-НАТО, которые я не стал бы вычеркивать из контекста российско-европейских и российско-американских отношений – еще один позитив. Все, что мы делаем в сфере укрепления безопасности – еще один позитив.

В пятницу я встречался с Виктором Черкесовым, новым председателем Комитета по противодействию наркотикам, и мы говорили о взаимодействии и с США, и с Евросоюзом. Здесь колоссальное поле для совместной деятельности.

Евро, бесспорно, для нас интересно. И конечно, каждая российская старушка знает в лицо Томаса Джефферсона благодаря доллару. Традиции чрезвычайно сильны. Но евро для многих россиян, особенно переход на наличные евро, создал определенные неудобства. Они чисто практические. Скажем, для тех людей, которые едут в командировку за рубеж, командировочные по-прежнему исчисляются и выплачиваются в долларах. В гостинице люди теряют свои командировочные при пересчете доллара на евро. Переход на хранение сбережений в иностранной валюте. Сначала евро не доверяли, когда курс евро был низкий. Потом поняли, что он растет. Что же делать – не покупать доллар, а покупать евро? Некий внутренний барьер. Но то, что мы приняли решение о диверсификации наших валютных резервов и частичном хранении их в евро, это шаг в правильном направлении. Вообще, надо двигаться к евро. И я полагаю, что задачи, поставленные президентом в выступлении перед Федеральным Собранием, о необходимости достижения конвертируемости рубля, это еще один позитив, еще один шаг к сближению.

ВТО. ВТО для нас – это для нас не политический, а чисто экономический вопрос. Мы рассматриваем присоединение к ВТО как экономическую задачу. Поэтому бежать впереди паровоза никто не собирается, никто не собирается испрашивать для себя каких-то особых условий при вступлении в ВТО. Вопрос чисто экономический.

А что касается иной позитивной повестки дня. На самом деле, выработка этой новой повестки дня это ведь не только задача России и Евросоюза. После того, как президенты России и США обменялись ратификационными грамотами по соглашению о СНП, закрылась целая эра в отношениях России с другим миром. Мы перестали считать боеголовки друг друга. У нас в принципе исчерпана старая повестка дня. А задача выработки новой повестки дня – это задача и в двухсторонних отношениях между всеми нашими странами, и задача, которая стоит при взаимодействии России и Евросоюза. Не скрою, скажем, с нашими американскими партнерами мы перешли к очень конкретному и практическому взаимодействию по выработке новой повестки дня. Президент частично приоткрыл завесу, выступая в Санкт-Петербурге, он назвал это оживлением контактов по линии двух администраций. Полагаю, что и в формате наших взаимоотношений с Евросоюзом, надо переходить к режиму очень интенсивных консультаций по выработке новой повестки дня.

А.А.Дынкин

По поводу евро есть такая экономическая аксиома. Национальная валюта долго не может быть выше национальной экономики. По нашим наблюдениям, базовые макроэкономические показатели американской экономики сегодня лучше немецких или французских.

Г-н Рауф Саад – посол Египта.

Я знаю Г-на Маргелова и его красноречие и считаю, что он говорилпрямо, иногда даже резко. Тем не менее, позвольте мне прокомментировать. Если обойти все стратегические или тактические моменты, о которых говорил г-н Маргелов, то, мне представляется, я прихожу к выводу, который отражает проблему России -России не хватает окончательного определения стратегических приоритетов. Это связано с несколькими факторами. Первый – Россия все еще находится в переходном состоянии от Советского Союза как сверхдержавы к России как крупной державе. Второе – России только предстоит достичь экономической мощи, с помощью которой можно компенсировать, если Россия хочет оставаться на международной арене и гарантировать свои интересы. Третье – это множественный характер процесса принятия решений в России. Если хотите, отсутствие последовательности или координации. Процесс принятия решений идет на таком количестве уровне, что вы не уверены, отразится ли этот множественный процесс на окончательном решении или нет. В процессе участвуют структуры, включая законодательные органы Российской Федерации. Я думаю, что отношения России с миром будут зависеть в очень большой степени, во-первых, от экономической мощи, во-вторых, от ее отношений и с Европой, и с США, а также с СНГ и остальным миром.

Но могу привести пример проблем, путаницы, с которой Россия может столкнуться. Если сравнить встречи с ЕС и с США в Санкт-Петербурге, то вы обнаружите, что вы ожидали, что встреча с США будет более эффективной. Почему? Потому что вы были тет-а-тет, лицом к лицу. И это была в чем-то закрытая встреча. И тогда вы можете реально обсуждать имеющиеся у вас проблемы. А с Европейским Союзом встреча была более церемониальной. Вы увидите, что Россия все время держала в поле зрения и другого. Вот такого рода путаница. И она усилилась 9 сентября и во время Ирака. Мы все столкнулись с ситуацией, весь мир и особенно Россия. Ситуацией серьезного дисбаланса в международной системе в целом. И она отражает путаницу в приоритетах. Я думаю, что Россия, как и многие другие страны в Европе продолжит работу еще, возможно, немалое время, чтобы на базе ad hoc увидеть, как работает система и изменить приоритеты или скорректировать приоритеты. Возможно, что через короткое время Россия резко изменит свое мнение относительно Евросоюза. Это зависит от того, какой будет новая конституция. Возможно, Россия обнаружит, что отношения с Европой значительно проще. А с Соединенными Штатами – более сложно или менее сложно.

Спасибо.

М.В.Маргелов

Если позволите, комментарий на комментарий.

Я говорил о тактике в этой аудитории намеренно, потому что именно в этой аудитории надо говорить об этом. Здесь сидят люди, которые занимаются практической политикой, поэтому говорить о тактике надо именно с вами.

Что касается отсутствия стратегических приоритетов. Действительно, мы в переходном периоде, если посмотреть на российскую внешнюю политику до президента Путина, наверное, она была излишне эмоциональной: друг Гельмут, друг Билл. Наверное, где-то она была несвободной от воспоминаний о Советском Союзе. На мой взгляд, мы ошибочно выстраивали наши отношения с СНГ с патерналистских позиций, пытаясь похлопывать по плечу бывшие союзные республики. За последние два-три года наша внешняя политика, бесспорно, стала более понятной, более прагматичной, более предсказуемой, но все равно это та политика, которая страдает не отсутствия стратегии, а от отсутствия, если хотите, артикулированной стратегии. Стратегия достаточно понятна – создать на ближних и дальних подступах к нашей стране либо позитивное, либо нейтральное окружение, которое позволило бы нам сконцентрироваться на решении наших внутренних задач. Все наши внешнеполитические цели находятся внутри нашей страны. А что касается отсутствия стратегии, положенной на бумагу, тут я готов согласиться. Нам надо, конечно, переписывать и стратегию внешней политики, и стратегию национальной безопасности как документы. Это, бесспорно, надо делать.

Что касается процесса принятия политических решений в нашей стране, господин посол так деликатно назвал его многосторонним, многослойным. Процесс по-прежнему византийский. Мы это прекрасно понимаем, но он становится все более понятным, понятным вам, и все более прозрачным. Это плюс, который нельзя не отметить за последние три года.

И по поводу встреч – российско-американских и российско-европейских в Санкт-Петербурге. Знаете, мы в какой-то момент поняли, что с американцами проще договариваться, чем с Евросоюзом. Просто возьму один аспект. При всех наших спорах и дискуссиях по Ираку – раз, Буш разморозил деньги на химическое разоружение. Два, президент США получил право решать вопрос о деньгах на химическое разоружение на следующий год. Это конкретные вещи, это маленькие конкретные вещи. Все складывается из маленьких конкретных вещей. Позитив складывается из маленьких конкретных вещей. На самом деле, то, о чем я говорил, это не негатив, это забота по поводу того, что мало позитива. Так вот недостаток позитива тоже складывается из маленьких конкретных вещей.

Г-н Гиршнер (Австрия)

После расширения ЕС Украина, Молдавия и Беларусь будут так называемыми «новыми соседями» Европейского Союза. Я хотел бы знать, как Вы смотрите на возможную роль этих трех стран в будущей Европе.

М.В. Маргелов

Я не могу не сказать, что два года подряд я отдыхал в вашей прекрасной стране. И ничего более величественного и прекрасного, чем сочетание гор и озер я никогда не видел.

Что касается Украины, Молдавии и Белоруссии. Во-первых, мой совет – никогда не берите на вооружение украинскую систему ПВО. Если говорить серьезно, то роль этих трех стран совершенно самостоятельная. Как Россия самостоятельно выстраивает свои отношения с Европейским Союзом, так и Украина, Молдова и Белоруссия будут самостоятельно отстраивать свои отношения с Евросоюзом. Украина сама отстраивает свои отношения с НАТО. У нас два Совета – Россия-НАТО и Украина-НАТО. Белоруссия, может быть, находится в более сложном положении, чем все. Она была в положении некого изгоя, сейчас начинает потихонечку возвращаться в ОБСЕ, начался осторожный процесс возвращения к нормальным отношениям с Советом Европы. Молдову одно время ждали с распростертыми объятиями во всех европейских структурах, а потом президентом стал господин Воронин, и все стали более осторожны. У каждой страны отдельная роль, отдельный путь. Россия, по-моему, выступает за бесспорную интеграцию этих стран с европейскими структурами. Мы все живем в Европе. Нам всем жить в Европе. Другое дело, что у каждой из этих стран будет своя «дорожная карта». У России своя, у каждой из этих стран – своя. Но, если я правильно понимаю подтекст Вашего вопроса, противодействовать сближению этих стран с европейскими структурами Россия ни в коем случае не будет. С другой стороны, мы не хотели бы, чтобы Евросоюз воспринимал эти страны как некие буферные, некие лимитрофные государства на границе с большой и страшной Россией. Россия большая, но не страшная.

А.А. Дынкин

Благодарит за участие. Представил В. Г. Барановского, поздравил его с избранием в члены-корреспонденты. Представил господина посла В.В. Костикова как члена правления. Предоставляет слово В.Г. Барановскому как ведущему европеисту России.

В. Г. Барановский

Уважаемые коллеги, здесь возникла такая тема – соотношение стратегических и конкретных практических задач в наших взаимоотношениях с Европой, Евросоюзом, европейскими странами. Мне кажется, это чрезвычайно любопытная тема и для вас, как работников, занимающихся конкретными практическими делами, но и для нас, аналитиков, которые пытаются рассуждать, имея в виду некую стратегическую перспективу. В материалах, которые были здесь распространены, наш Фонд предложил тезисы по поводу отношений России и Европы, текущей повестки дня, в которой некоторые мысли на этот счет сформулированы. И я бы призвал, если у вас возникнет интерес к тем вопросам, которые там сформулированы, адресовать их нам, тем, кто находится в Президиуме. Мы могли бы эти вопросы обсудить.

Сейчас с точки зрения сочетания этих стратегических и конкретных практических задач у нас возникла чрезвычайно любопытная и не вполне ясная для многих ситуация, которая связана с положением дел, сложившимся после войны в Ираке. Большая тема, которая обсуждается сейчас среди наших экспертов, стратегическом сообществе, среди аналитиков это тема, которая рассматривает отношения России с Европой и России с Соединенными Штатами в свете того, что произошло в Ираке. Основной докладчик эту тему затронул. Был сформулирован, на мой взгляд, чрезвычайно важный тезис о том, что Россия не может, не должна, и не хочет решать вопрос о стратегическом выборе между Европой и Соединенными Штатами. Но в наших дискуссиях очень часто возникают попытки заставить Россию этот выбор сделать.

Есть одна точка зрения, согласно которой стратегические взаимоотношения нужно строить прежде всего с США, потому что Европа доказала свою недееспособность. Европа – это слишком сложный механизм, который не может производить конкретное политическое действие, а американцы, даже если нам не нравится то, что они делают, способны делать конкретные вещи. Поэтому нужно иметь дело прежде всего с американцами. Я подчеркиваю, что я не готов полностью разделить эту точку зрения, но это весьма заметная линия размышления на этот счет в нашем политическом сообществе. Тем более, согласно этой точке зрения, стратегические интересы, стратегические вызовы у России и Соединенных Штатов во многом одинаковы. И мы и американцы одинаково понимаем ту угрозу, которую таит, например, радикализация ислама. Также мы одинаково понимаем, что для этого иногда необходимо действовать жестко, необходимо применять силу, даже если это иногда не соответствует нормам политической корректности. А Европа, которая базирует свое мышление на многовековой цивилизации, которая озабочена проблемами политкорректности, нормами международного права, не способна этого понять. А вот применение силы, в том числе и превентивное применение силы тогда, когда это необходимо, эта идея, эта мысль у многих в России находит весьма позитивное восприятие. Обращаю ваше внимание, что это очень интересная коллизия, потому что, с одной стороны, очень многие критикуют новую стратегическую доктрину США, в которой сделан акцент на возможности превентивного применения силы, а с другой стороны, есть в нашем мышлении этот мотив, хотя это не всегда высказывается откровенно, что если нужно, Россия тоже может применить силу тогда, когда будут возникать угрозы ее интересам.

Другая линия размышлений сфокусирована на Европе, поскольку именно Европа может позволить остановить продвижение мира к тому, чтобы превратиться в некую однополярную конструкцию. Следуя этой логике, Евросоюз это наш абсолютно объективный стратегический партнер, потому что Европейскому Союзу тоже не нужен однополярный мир, потому что в Европе тоже возникают проблемы и сомнения в связи с тем, что Соединенные Штаты действуют не всегда корректно с точки зрения международного права и полагают, что именно им делать в этом мире, когда и где применять силу, какие режимы объявлять неприемлемыми и что с ними делать. С этой точки зрения, та линия, которая возникла во время иракского кризиса, линия взаимодействия между Россией, Францией и Германией, эта линия и должна стать стратегической линией российской внешней политики. Обращаю ваше внимание на то, что эти споры довольно серьезны. Об этих вещах спорят люди, которые занимаются и конкретной дипломатией, и внешнеполитическим анализом. И я бы сказал, что у нас пока не возникло общего, консолидированного ответа на эти вопросы. Консенсуса здесь нет. Тот вопрос, который задал господин посол Египта, как раз характеризует эту ситуацию.

Но мне кажется, важно обратить внимание на то, что все больше и больше набирает силу тенденция к тому, что ответственное поведение Россиисостоит в том, чтобы не пытатьсятаскать каштаны из огня, не пытаться получить иллюзорные преимущества из того, что есть объективно сложные проблемы, в том числе объективно сложные проблемы в отношениях между Европой и Соединенными Штатами. Россия объективно не заинтересована в том, чтобы усиливались трансатлантические противоречия, объективно не заинтересована в том, чтобы те структуры, которые существуют на Западе, которые проявили свою дееспособность на протяжении многих лет, чтобы эти структуры подвергались эрозии. Это касается Европейского Союза, это касается и НАТО. Это, конечно, несколько парадоксальный ход мышления, но в современных условиях возникает очень странная ситуация, когда с точки зрения каких-то объективных интересов России мы должны быть заинтересованы в том, чтобы дееспособность Североатлантического Союза сохранялась и даже возрастала. Это та структура, которая позволяет организовать если не всю международную систему, то хотя бы какую-то часть этой системы. Это та структура, которая противостоит элементам хаоса, элементам дезорганизации международной жизни. И в этом смысле взаимодействие России и НАТО должно быть отнесено в копилку позитивных изменений последнего времени.

И в связи с последним я хочу обратить внимание на очень интересный поворот мысли, который возникает у российских аналитиков. Они говорят примерно следующее: НАТО, Североатлантический Союз готовы пойти на развитие отношений с Россией. Потому что сам Североатлантический Альянс теряет свое значение, потому что он становится маргинальным. Потому что на главные проблемы международной жизни, главные вызовы, которые мы видели в Афганистане, в Ираке, Североатлантический Альянс ответить не в состоянии. Поэтому России протягивают руку для того, чтобы она выстраивала свои отношения на этом направлении, которое является не самым главным.

Это такая интерпретация, которая позволяет снова высказать такой негативизм по поводу того, что делают наши западные партнеры. Конечно, устанавливайте отношения с НАТО, поскольку это уже второстепенная структура, которая перестала занимать центральное место в системе европейских международно-политических связей, как это было раньше. И я обращаю ваше внимание на тот тезис, который я сформулировал минуту назад, о том, что мы объективно заинтересованы в том, чтобы эта структура сохраняла свою жизнеспособность, в том числе и как партнер России.

Мне кажется, объективный интерес и России, и Европейского Союза, и Соединенных Штатов, даже если в Америке не все отдают себе в этом отчет, состоит прежде всего в том, чтобы усиливать элементы организации международно-политической системы, проводить в жизнь эти элементы организации и пытаться налаживать международное сотрудничество как важную альтернативу дезорганизации и хаоса.

М.В. Маргелов

Коллеги, я, к сожалению, вынужден попрощаться. И прощаясь, хочу сказать следующее. Отталкиваясь от выступления профессора, наверное, главное, в чем сходятся все российские аналитики, как бы они ни дискутировали о стратегических направлениях, это то, что иракский кризис показал, что время резких шагов в нашей практической политике прошло. Мы больше никогда не будем разворачивать самолеты над Атлантикой, равно как мы больше никогда не будем дирижировать оркестрами в столицах дружественных государств. И главный вывод, который мы сделали изо всей этой иракской ситуации – безвозвратно в прошлое ушли те времена, когда дружат против кого-то. Мы вышли из этого пубертатного периода политики, когда можно дружить против кого-то. Мир принципиально изменился – Россия никогда не будет дружить против кого-то.

Спасибо.

А.А. Дынкин

У меня есть комментарий по поводу ВТО. Моя точка зрения заключается в том, что мы, наверное, не готовы принять acquis communautaire в полном объеме. Но экономически я полагаю, что для России было бы очень важно принять те институты, которые сложились в ВТО. Вы знаете, что внутри у нас была достаточно острая дискуссия. Ряд представителей крупного российского бизнеса, которые настаивают на сохранении определенной автаркии, ради реализации своей продукции на полузакрытом рынке, активно лоббировали отсрочку этого процесса. Но я полагаю, что европейская бюрократия здесь сильно помогла, потому что эта жесткая позиция по поводу цен на газ означает то, что в Европе, по-видимому, опасаются конкуренции российских производителей в таких энергоемких производствах, где мы могли бы быть конкурентоспособны, как, скажем, производство удобрений, металла, цемента, что связано с объективным нашим преимуществом, а именно более дешевыми ценами на газ. Так что такие парадоксальные совместные усилия привели к тому, что мы имеем сегодня по ВТО.

Последние обновления:

Крупный российский бизнес - 2003

РОССИЯ И БАЛТИЯ: 2010

ВОЙНА В ИРАКЕ: УРОКИ ДЛЯ РОССИЙСКИХ ВОЕННЫХ.

"Крупный российский бизнес и проблемы модернизации"

Excerpts from the Report Russia and World 2003

ПОВЕСТКА ДНЯ МЕЖДУНАРОДНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ: В ПОИСКЕ ОБЩИХ РЕШЕНИЙ